Ее передачи шокируют: Оксана Пушкина спрашивает своих собеседниц о том,
что не принято выносить на люди, и те охотно делятся сокровенным - с
ней и многомиллионной аудиторией. Сегодня роли переменились: одну из
самых популярных телеведущих допрашивает журналист "Известий". И
Пушкина рассказывает ему о себе - то, чего ее зрители не знают...
Трудный ребенок
- Вы родились и выросли в
Петрозаводске: папа - тренер по легкой атлетике, мама - собкор
программы "Время"... В Карелии она, наверное, была большим
человеком?
- Еще бы! В то время эту программу смотрела
вся страна. А я была абсолютно совковым ребенком, но мириться с тем,
что происходило вокруг, не хотела. Во всяком случае на
подсознательном уровне.
Детство у меня было очень сытым, и я
так благодарна родителям! Я считаю, что родители должны упираться -
у детей должно быть все...
- До какой же это степени
сытым?
- Отец тренировал спринтеров, и у него были
большие достижения: его девочки входили в сборную Союза, и с
семидесятого по восьмидесятый год он объездил все Олимпиады и
чемпионаты мира. Папа ездил и затаривал нас деньгами и
благополучием, а мама каждую неделю выдавала сюжет в программу
"Время" и вела меня по жизни. Я была модным, хорошо одетым и хорошо
накормленным ребенком...
- Из далекой северной
провинции.
- Провинция провинции рознь: у ребят из моего
класса через одного были родственники за рубежом. И когда в СССР
никто никуда не выезжал, мы все ездили на машинах в Финляндию. Эта
маленькая страна была для нас пределом мечтаний: Хельсинки тогда
казался Нью-Йорком. Мой вкус сформировали голубые озера и чистые
улицы Петрозаводска: я рвалась из родного города, но не в столицу,
мне не нравилось жить в огромной, грязной и шумной Москве. Тогда я
учила немецкий: Финляндия меня не устраивала, я собиралась в
Германию.
- И как же вы собирались туда перебраться?
- Как и все тогдашние девочки. При помощи замужества - а для
этого был нужен язык. Немецкий я выбрала, поверив папе: он сказал,
что на нем говорит вся Европа.
Родители поощряли мою
внутреннюю свободу, тщеславие и стремление к результату. Когда я
говорила: "Хочу быть первой!" - они меня не одергивали - мама и папа
и сами были достаточно амбициозными людьми. Детство у меня было
плотным. Спорт, музыка, которую я ненавидела (ох, сколько же я
переколотила крышек от пианино!)... Зато постоянная занятость спасла
меня от детской колонии.
- Были шансы?
- Еще
какие. Родители строили свои карьеры; музыкальные и спортивные школы
меня сдерживали, но был еще и двор...
- Чем же вы в нем
занимались, кто были ваши друзья?..
- Местные цыгане - в
Карелии был свой табор. Меня страшно тянуло в дерьмо: утром девочка
завязывала бант (пять метров капроновой ленты) надевала отглаженную
форму, туфли на платформе, брала в руки желтый портфельчик... А
вечером, после школы, занятий музыкой и тренировки - рваные джинсы,
майка, цыгане: мне нравилось ходить по лезвию бритвы. Однажды дружки
подговорили меня грабануть ларек (там были сигареты, а ребятам не
хватало денег на курево). Побили стекла, тут же приехала милиция -
все удрали, я, как комсомолка, осталась. Я ведь просто была с ними,
я ведь ничего не брала!.. Но меня-то и взяли и вызвали маму. А она
партийный человек, и папа в партии, - на меня орут всем домом, я и
нелюдь, и неуч, и карьеру им порчу! У мамы в роду одни золотые
медалисты и к тому же филологи и философы, а это отродье (то есть я)
неведомо откуда взялось...
В результате меня поставили на
учет в детской комнате милиции. Но через неделю - спасибо маме! -
сняли.
Вот тогда песочившие меня дома мама с папой и взялись
за дело: "Наш ребенок самый лучший, это недоразумение, давайте
думать, что делать дальше..."
- Другие антиобщественные
поступки были?
- Когда я была в восьмом классе, родители
уехали на юг, оставив машину в гараже. Я говорю: "Девки, поехали
кататься". Беру своих девок, наталкиваю в "Жигули" фиатовской сборки
- красивая была машина! Воскресенье, город пустой, вся милиция меня
бережет, а мы едем на чистейшее, красивейшее Урозеро. Едем, слушаем
"Женщину, которая поет", ноги из машины высунули - заграница! (Все
мои школьные подружки, кстати, уехали и сейчас живут на Западе.)
Едем обратно, в центре города меня останавливает гашник.
"Документы!" - "Документов нет". "В КПЗ".
И я сижу в КПЗ с
бомжами и алкоголиками. На мне мини-юбка и туфли на платформе, я ору
- мне страшно! Но больше всего пугает то, что меня ждет дома.
Петрозаводский домострой
- А что вас там,
собственно, ждало?
- Мама и папа воспитывали меня
домостроевскими методами и били по полной программе. Били скакалкой,
с которой я выигрывала соревнования по художественной гимнастике,
били гимнастическими булавами - по всем частям тела, кроме головы. А
еще у нас был стодвадцатикилограммовый королевский дог: он не
разбирался, за что бьют, он сразу начинал меня жрать.
Подзываю охранника: "Послушайте, я дочка Светланы Пушкиной.
Выпустите меня отсюда, мама завтра придет!" Милиционер обалдел.
Главный гаишник Карелии (а потом главный гаишник страны) генерал
Федоров каждый день рассказывал маме в "Новостях" Карельского ТВ,
как он борется с правонарушениями.
В отделении опупели, не
поверили и позвонили ему на дачу. Федоров не поверил своим ушам,
сказал: "Не может быть!" - и приехал разбираться. Генерал посмотрел
на меня, ошалевшую, - и отпустил домой, а машину отдали маме на
следующий день.
- Могу представить, что было дома...
- Не можете. Шрамы на руках у меня остались до сих пор.
Родители глядели, как меня жрет Султан, и кричали: "Вот, даже собака
понимает, кто у нас растет!"
Я мечтала быть тренером по
художественной гимнастике - до сих пор мне снится, что я в зале и
тренирую девочек... Но папа сказал: "Нам второго тренера не надо" -
и я сдала документы на журфак МГУ.
Летом 1980 года я
приехала в олимпийскую Москву, на журфак не поступила и поехала в
Ленинград. Там я очень хорошо прошла творческий конкурс, написав
сочинение на свободную тему: речь в нем шла о моей маме. Хотя,
говоря по совести, художественная гимнастика помогла мне и здесь.
Абитуриентка Пушкина была мастером спорта, и в деканате это оценили:
позже я год выступала на соревнованиях по художественной гимнастике
за сборную Ленинградского университета.
В университетский
период меня постигло первое страшное разочарование - развод
родителей, выбивший почву из-под ног. В августе я поступила, в
сентябре - картошка, затем нас распустили на ноябрьские каникулы.
Седьмого ноября я приезжаю в Петрозаводск, меня встречают папа с
мамой, и папа говорит: "Оксана, ты была сложный ребенок, и мы
боялись тебя травмировать. А теперь я могу тебе сказать всё - мы с
мамой разводимся..."
Так начались мои вырванные годы. Мама
уговаривала меня писать отцу письма: "Какой он гад, как он тебе
испортил жизнь!" Папа пожимал плечами: "Кто кому испортил..." И я
послала всех на фиг - мне захотелось уехать за рубеж, от них от всех
подальше.
После того, как у отца родился ребенок, мое
материальное положение изменилось: маме осталась машина, отцу -
деньги, но теперь он не мог мне помогать.
Провинциалка в
городе Ленина
- Как же вы обходились?..
- Пошла
работать уборщицей на молочную кухню: в шесть часов утра молотила из
брандспойта рефрижераторы, (я нарушала технологию - их полагалось
мыть щеткой), потом наводила марафет и бежала на первую пару,
благоухая детским молоком. Учиться было интересно, а по вечерам мы
отрывались на дискотеках.
Наша компания тусовалась в
гостиницах "Прибалтийская" и "Ленинград" (в те годы это были
островки западной жизни в "дремучем совке"). Восьмидесятый год был
временем "интердевочек" - но мы, студентки идеологического
факультета, не понимали, чем чревато наше времяпрепровождение.
Бурная молодость сводилась к тому, чтобы натанцеваться до
упада, намигаться так, чтобы почувствовать адреналин, и - самое
главное! - вовремя свалить. Нас называли "динамистками".
А
ведь все это было очень опасно. Во-первых, нас ненавидели
проститутки, ведь у них перебивали клиентуру. Мы исчезали, клиентура
оставалась в недоумении и теряла охоту к плясу - а у "интердевочек"
вся работа шла в процессе танца... Много позже, снимая в колонии
сюжет для ленинградского телевидения, я увидела там троих девчонок
из "Прибалтийской" - они сели за валюту, оперотрядчики нашли у них
несколько десятков долларов. И за это они загремели на семь лет!
Только тогда я поняла, по какому лезвию ходила в университете. Ведь
у меня всегда была валюта - мне давал ее отец, приезжая с зарубежных
соревнований.
А затем судьба подбросила эпизод, после
которого я поверила в то, что сверху за нами следит Бог. Перед
очередным походом на дискотеку мой сосед по коммуналке сказал:
"Привяжи на сегодняшний вечер одно место к стулу. У нас, на
питерском телевидении, есть человек, который про вас,
придурков-детей, снимает поучительные истории" - и усадил меня перед
"ящиком". И я просидела перед телевизором три с половиной часа.
Я смотрела документальный фильм "Дети раздоров", разыгранную
актерами Валерием Приемыховым и Ларисой Умаровой, мой будущий муж
Владислав Коновалов брал у "родителей" интервью в качестве реального
журналиста - но поскольку у каждого из артистов была собственная,
реальная история развода, они защищали не только своих персонажей,
но и самих себя. Я проплакала всю ночь: Коновалов, голубоглазый
человек с мягким голосом, показался мне нашим общим защитником от
эгоистов родителей, думающих только о себе.
После программы
я написала на студию письмо: "Здравствуйте, у меня есть горький опыт
родительского развода, я могу об этом рассказать".
Ах вы,
думаю, гады - если вы так, то я вас сдам с экрана.
И
подписала - "студентка ЛГУ Оксана Пушкина".
Девушка с
характером и Ленинградское телевидение
- Что же было
дальше?
- Через месяц раздался звонок, и когда я
услышала магический, мягкий, потрясающий голос Владислава
Коновалова, у меня вспотела рука. "Я получил ваше письмо, Оксана,
приходите на студию".
В комнате сидели интеллигентные
тетеньки с Ленинградского телевидения. Я села, закинув ногу на ногу:
"Я Оксана Пушкина, здрасьте". Коновалов смотрит на меня: "По-моему
мы с вами договаривались на завтра".
- А я пришла сегодня!
Опупевшие тетеньки вышли из кабинета, и мы с ним проговорили
часов десять. Я ему рассказала про развод родителей, он мне - свою
историю. В детстве он так же бедокурил, как я. Родители Владислава
всю жизнь посвятили его брату, отличнику и комсомольцу - в итоге он
спился. А Владислав выработал характер: он вытащил себя из глухого
Дзержинска и стал известным журналистом.
Двенадцать часов.
Студия закрывается. Уборщица постучалась к нам в комнату. Удивленный
Коновалов остановился: "Знаешь, я тебе рассказал то, чего никому не
рассказывал. Давай попробуем работать вместе".
Я была
девушкой закомплексованной. Мама не доверяла моим мозгам и, когда я
была на практике во "Времени", редактировала все мои сюжеты. Она
постоянно говорила: "Ты не можешь. Давай мне все на проверку". А
Коновалов посмотрел подготовленные мной тридцать восемь вопросов, и
сказал: "От-тлично. Ты даже не представляешь, какая ты талантливая".
А я сижу, и думаю: "Чего-то хочет от меня".
- И
ваш дебют, конечно, прошел на ура?
- В эфире я была в
красном костюме, с галстуком-бабочкой и копной рыжих волос.
Выглядело это странно, но парень, с которым я говорила, сказал
Коновалову - "слушай, а она ничего! Мне с ней было легко". А на
следующий день была летучка, и там меня посадили в помойку с
дерьмом.
Выступали все - Кирилл Набутов сказал, что я -
ужас, говор у меня страшный, и ему неясно, откуда могло появиться
это непонятное создание на интеллигентном ленинградском телевидении.
Частично он был прав: питерцы говорят мягко, растягивая слова, а я
тогда быстро молотила и делала ударение на "о".
Меня
защитила только главный редактор музыкальных программ ЛенТВ Ирина
Тайманова. Она встала и сказала: "Ну чего мы ее критикуем? У нас
ведь нет молодых лиц. Вот вы, Вадим (так свои называли Коновалова),
возьмете над ней шефство?"
- Так она уже у меня работает!
У доброй половины присутствующих перекосило рожу. Сотрудники
женского пола, змеи питерские, поглядели на меня с завистью. Коллеги
не оставляли меня своими заботами и в последующие дни. Когда я
заходила в туалет, дамы с ленинградского телевидения шли за мной
следом и шипели: "Господи, ну что он в ней нашел..."
Все они
мечтали выйти замуж за Коновалова - и мгновенно поняли, что я,
неприкаянный ребенок, перешла им дорогу. Но никаких историй между
мной и Вадимом тогда не было. Я не представляла, как такой
мужчина может в меня влюбиться. Максимум, что мне может
достаться в жизни, это какой-нибудь спортсмен - как маме.
Мы
стали работать. Я прошла у Коновалова огромную школу. Когда я плыла
во время интервью он при операторе, при собеседнике мог жестко
сказать: "Ты что как сопля раскисла? Ты что из себя корчишь, ноль
без палочки? Хочешь стать звездой? Соберись!"
А мог бы ведь
отвести в сторону: "шу-шу-шу", "любимая-дорогая".
И я,
красная, засунув самолюбие в одно место, собиралась, продолжала
расспрашивать собеседника.
Вадим был на восемнадцать лет
меня старше и к тому же, женат... Но у него не было детей - и для
меня это определило все.
Однажды я его спросила: "Вадим, у
вас дети есть?" - "Нет. А это что-то меняет?" - "Все меняет".
Я стала бороться за свое счастье - и разбила чужую семью.
Свадьба у нас была шикарная, - все в той же гостинице
"Прибалтийская". Подъехав к ней, мамина сестра сказала: "Смотрите,
Вадим! Это университеты вашей жены".
Я много работала:
"Госпожа удача", "Видеопортрет", "Телекурьер", аэробики какие-то
вела, музыкальные передачи... Все было интересно, но я устала,
решила сделать паузу и родить ребенка с глазами Коновалова.
Беда
- И все, разумеется, было хорошо...
- Ну, это как сказать. Медицинские проблемы были небольшими,
но я за них ухватилась, поскольку не хотела бегать с животом на
студию. А ухватившись, поехала в Петрозаводск, к маме, и семь
месяцев пролежала в гинекологическом отделении Карельской
республиканской больницы, где стала большим специалистом по
гинекологии. Из роддома я вышла незадолго до родов. Дела шли хорошо,
и мне разрешили побыть дома.
Я закрыла дверь
гинекологического отделения и пошла гулять - это было 10 ноября, а
15-го я должна была родить. На улице был лед, и я упала: упала
здорово, на копчик. Тогда он еще не сломался, но трещина была
серьезной. Я потеряла сознание, но помню, как мимо меня шли люди - и
никто не попытался поднять лежащую на земле беременную женщину.
Мальчик говорит: "Ма-ам-а, смотри, тетя упала..." - "Пошли быстрей".
Меня привезли в роддом, обследовали, советская медицина
сказала: "Можно рожать, она спортсменка, трещина ерундовая". Но во
время родов копчик обломился окончательно. Боль была адской, ребенка
я выдавила за один раз и потеряла сознание под вопли акушерок:
"Рано!"
Когда я очнулась и мне сказали, что родился мальчик,
я ответила: "Какой ужас, я хотела девочку". (Это уже начинался
послеродовой психоз.) А потом я захотела встать, не смогла,
спустилась на пол и поползла на локтях. От дикой боли в копчике и
полной неподвижности я плакала сутками. Никакой радости роды мне не
принесли.
А затем одна старая медицинская бабка сказала:
"Посмотри, кто рождается!" - и принесла мне ребенка без уха.
- Кончай голосить, корова! Ребенок сдохнет, и ты будешь
виновата!..
...И я послушала ее, и начала кормить. Через
месяц нас с Темой выписали. Я лежала дома на досках - сидеть не
позволяла боль. Меня лечили иглоукалыванием, вправляли мне
позвоночник... Для того, чтобы восстановиться, потребовался год. Я
разжирела до девяноста двух килограммов. Представляете, каково мне
тогда приходилось? Я даже в машину не помещалась, на бедре у меня
были синяки от рычага переключения скоростей.
Я отбивала
аппетит куревом, перестала есть после шести - и к переезду в Питер
во мне уже было восемьдесят килограммов. А в Питере я пришла в
фитнес-клуб и занимаюсь физкультурой до сих пор.
Я
насиловала себя. Чтобы согнать вес, занималась в шести спортивных
костюмах два раза в день. Все кончилось благополучно, я бросила
курить, стала тренироваться два раза в неделю - и начала работать. Я
сделала программу о звездах "Госпожа Удача" - раз в месяц она
выходила на ОРТ. А потом в стране начались перемены. Муж, вместе с
американцами, купил частный, "шестой" питерский канал, и я была
вынуждена поднимать семейный бизнес.
Американцы увидели, что
я рабочая лошадка, и позвали меня на трехмесячную стажировку в
Штаты. Я поехала туда с ребенком - пусть и он посмотрит на другую
цивилизацию.
Я должна была изучать в Америке телевизионный
менеджмент и маркетинг, чтобы по возвращении руководить шестым
каналом. В результате я провела в США семь лет.
Оксана
Пушкина за Атлантическим океаном
- Семь лет?! Почему
же?..
- Возвращаться было некуда и не к кому. Мы прожили
с мужем десять лет, и наш брак дал трещину. Выяснять, кто виноват, я
не хочу - мы оба не безгрешны. Вадим приезжал к нам каждый месяц -
бизнес шел, и с деньгами все было потрясающе (проблемы и обвалы
начались потом). В один из приездов, года через три, он сказал: "Я
определился и хочу, чтобы мы были вместе".
Но мне надо было
побыть одной - пусть даже и в моей золотой американской
камере-одиночке. Там я даже разговаривать сама с собой научилась,
ведь рассчитывать было не на кого.
В первые два года я
ненавидела Америку, на третий стала понимать, на четвертый полюбила.
Америка выветрила из меня всю "звездность", там я поняла, кто я - не
знающая английского, не умеющая пользоваться кредитными картами... В
Америке я начала жизнь практически заново. Сейчас это моя вторая
родная страна, и все, что там происходит, меня искренне волнует.
- С кем же вы общались в Штатах?
- Там я была
среди людей, работающих на телевизионных станциях, в науке, среди
адвокатов и политических деятелей. Школа для мальчиков, куда нам при
помощи партнеров мужа удалось устроить Тему, оказалась очень
престижной...
И тут я познакомилась с Ирой Родниной.
Мои американские друзья попросили сделать телевизионный
сюжет о русских, которые хорошо стоят на ногах в Штатах. Я приехала
к Ире - и увидела, что она совсем не хорошо стоит на ногах, что у
нее примерно такая же депрессия, как когда-то у меня. Мы
разоткровенничались, проговорили всю ночь, и я поняла, что Ире
плохо, позже узнала, что она нуждается... Сейчас мы с Ирой не
подруги, а сестры. В Америке мы больше не общались ни с кем из
русских. Семь лет мы были вдвоем - мы и наши дети. Год такой дружбы
идет за три.
Однажды я говорю: "Ира, в этой дыре под
Лос-Анджелесом ты загнешься. Надо возвращаться в Москву, строить для
тебя школу и каток".
- Я боюсь, поезжай ты первая.
И
я вернулась в Москву в 1998 году. Тупо просидела пять дней, без
толку звоня в мэрию. А потом смотрю программу "Взгляд", вижу старого
друга Шуру Любимова - может, он меня еще помнит?
Звоню его
референту. Блефую: говорю, что я корреспондент телеканала ABC Оксана
Пушкина, и Саша меня просил перезвонить. Мне дают его телефон, по
номеру я понимаю, что он за рубежом. Звоню: "Саша, привет, это
Оксана, ты меня помнишь?"
- Конечно.
- У меня
столько идей...
- Классно, заходи.
- Я хочу еще про
Роднину с тобой поговорить...
- Хорошо, я возвращаюсь в
субботу.
А я не могу ждать, у меня ребенок с няней!..
Возвращаюсь в Америку, говорю: "Ирка, Москва нас ждет! Что мы тут с
тобой делаем, непонятно..."
- Я боюсь. Здесь болото, но я
уже привыкла.
- О'кей, поеду во второй раз.
Приезжаю, встречаюсь с Сашей, говорим с ним за жизнь. Саша
соглашается: "Давай Роднину вернем! Возвращаем же мы ребят из
чеченского плена... Нормальная акция для телекомпании "ВИД". Вот
тебе камера - и шуруй".
Так появился фильм "Возвращение
Ирины Родниной", который вышел на 1-м канале в сентябре 1997 года. С
камерой я действительно прошуровала всю московскую мэрию. Саше
оттуда звонили: "Что за баба? Нахалка! Она твоим именем
прикрывается!"
- Правильно, она наша. И почему нахалка? Она
же женщина! Вы что, не можете найти общий язык?
Лужковский
пресс-атташе Сергей Цой ему ответил: "Ни фига себе женщина! Такая
как даст по башке в подъезде - не очухаешься".
А я ахаю:
"Саша! Ты же знаешь, что я не ТАКАЯ!"
- Да ладно. Щука ты. И
акула. И не стесняйся этого. Москва вся такая, здесь так просто не
пробьешься.
Так я стала понимать, что такое Москва, и мой
американский опыт выживания, пробивания и засовывания самолюбия в
нежное место помог мне стать на ноги. В один прекрасный день Саша
сказал: "Мы можем работать дальше - но ты сама должна завоевать
телекомпанию "ВИД". Я завоевывала их долго: никто не хотел пускать
меня под солнце.
Путь в звезды
- Но вы под него
попали...
- Когда родились "Женские истории". В "ВИДе"
ребята умные, они поняли, что в этом что-то есть. Ничего нового я не
сделала - это микст "Барбары Уолтерс..." с intimate portrait - есть
такие программы в США... Но здесь, в России, люди были шокированы
первыми откровениями моих героинь.
Никто в меня ничего не
вкладывал, работала я на технике "Взгляда". Расшифровывала в конурах
(здесь еще раз пригодилась коноваловская практика). Видовские ребята
возвращаются со съемок: "Кто это еще здесь сидит?" - я молча
вытаскиваю свою кассету, они вставляют свою, смотрят, кайфуют. Я
молчу: "Терпи, Оксана, будет и на твоей улице праздник..."
Так рождалась моя программа, которую я монтировала по ночам.
А когда ее показали Эрнсту, он сразу сказал: "Я беру". Его и Сашу
Любимова я до сих пор вспоминаю с огромной благодарностью - они
вернули меня на Родину и в эфир.
- Почему же вы
расстались с "ВИДом"?
- Делать свои передачи чаще чем
два раза в месяц я не могла, а выгодно продать мои программы "ВИД"
мог только при еженедельном выходе проекта. На отношения повлияли и
мои личные обстоятельства. Конфликт разгорелся из-за того, что мне
понадобились деньги, и я попросила увеличения мизерной зарплаты. Я
привезла в Россию ребенка, а у мужа начались проблемы с бизнесом: на
дворе дефолт, я тянула на себе все. Снимала квартиру, суетились, а
начальство это словно не волновало. Саша поначалу мне помогал, но,
когда ситуация обострилась, кончилось и это. Пусть ковыряется как
хочет...
Но ковыряться я не захотела. Я уже знала себе цену
и могла себя продать. "ВИД" не принял мои условия, и я ушла на НТВ.
После этого в "ВИДе" появилась передача Тани Пушкиной - бывшей жены
Александра Любимова. Костя Эрнст назвал это "креативной защитой
канала", а я - интеллектуальным рэкетом. Но что можно сделать в
полумафиозном государстве? Вопрос об авторском праве я поднимать не
стала, понимая, что могут последовать любые разборки. А рисковать
собой и ребенком я не хотела.
Видовские начальники говорили
коллегам с НТВ, что я сдохну после первого же месяца еженедельного
эфира. Но я спортсменка, и мне нравится соревноваться. Было тяжело:
я разрывалась между ребенком и работой, моталась по гостиницам и
съемным квартирам. (Потом мне помогла Ира Роднина, выселив из своей
квартиры жильцов и лишившись необходимых ей денег.)
-
Зато теперь у вас все хорошо...
- Я стала зарабатывать
много больше, устроилась с ребенком в Москве. Квартиру в центре
Москвы я купила на свои - и без скидок, которые получают наши
поп-звезды.
Тяжело было пережить уход Добродеева,
принимавшего меня на работу, но я продолжала работать и выжила
конкурентку из эфира. Появится еще одна, выживу и ее.
Я
горевала, наблюдая за конфликтом на НТВ. "ВИД" был террариумом
единомышленников, а на добродеевском (позже - киселевском) НТВ я
впервые почувствовала, что такое команда. На НТВ носятся со
звездами, и если бы я подошла и сказала: "Дайте мне квартиру" - все
могло бы получиться... Но я в этом плане другой человек. Зато к
пятидесятилетию подруги Родниной я у Бориса Николаевича для нее
квартиру попросила - и он дал. Приехала к ее друзьям: "Подарите Ире
машину, она ведь вам столько сделала!" Подарили.
Но у меня
собственной Оксаны Пушкиной нет. Мне надо возвращать долги за
квартиру, а для этого - делать новые проекты на телевидении и радио.
Я стала самодостаточной и уверенной в своем профессиональном
мастерстве, я накручиваю обороты. Вскоре я, наверное, попробую себя
в новом жанре.
Только бы здоровья хватило - а о том, как его
сохранить другим, я, даст бог, еще расскажу с экрана.
А что вы думаете об этом? Izvestia forum
Форум сайта Russia-Alaska
|